Недельная экспресс-подготовка, занятия норвежским, изучение всех аспектов работы на балкере, изучение собственной биографии, тестирование на знания имен несуществующих друзей, занятия в спортзале два раза в день. Все это казалось таким важным и нужным. На самом деле мне устраивали проводы в Ад. Со всеми почестями. Мне просто забивали голову разнообразной ерундой, чтобы я не заметил подвоха. Чтобы не заметил ничего подозрительного.
Как по-норвежски «привет»?
Как по-норвежски «пока»?
Как по-норвежски «большое спасибо»?
Как по-норвежски «извините»?
Как по-норвежски «я знаю, что ты полицейский под прикрытием»?
А теперь попробуй спародировать датский акцент. Не проглатывай гласные. Еще раз. Повтори. Прочитай. Повтори. Прочитай. Скажи что-нибудь. Еще раз. Четче согласные.
И так всю неделю. Двадцать четыре часа в сутки.
А потом мне дали пакет документов на руки, провели подробный инструктаж и онлайн-тур по городу, вручили билет. И на этом история Райана Кинга прервалась.
Помню, кто-то похлопал меня по плечу, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. И этот «кто-то» смеется. Он говорит: ну что?
Он говорит: ты теперь как этот. Тот парень.
Он говорит: из Бойцовского Клуба.
Он говорит: который Тайлер.
И я улыбаюсь. Я опускаю глаза на документы. Смотрю на новое имя в паспорте. Оно такое чужое и неприятное.
Я говорю: да.
Я говорю: я как он.
Я говорю: точная копия.
Я говорю: только он сошел с ума и застрелился.
И этот «кто-то» хмыкает. Этот «кто-то» чешет подбородок. Он пожимает плечами и говорит: у тебя еще все впереди.
А впереди у меня ничего нет. И уже вряд ли будет.
Я умер сегодня, когда принял новое имя.
Папа бы мной гордился. Его сын родился британцем, а умер датчанином.
Боже, храни Королеву.

Я отворачиваю голову в сторону, моргаю и опускаю руку.
– Я не могу, слушай, я не могу, – качаю головой. Нет, так дело не пойдет.
Внутри меня в ожесточенную схватку вступают два человека. И черт знает, кто я сейчас.
Я вновь качаю головой. Нет. Я не буду стрелять. Я не умею, не могу, не хочу.
Не слишком ли подозрительно я себя веду?
Натянутая улыбка. Нервный смех.
– Учти, все это ради чая.
Я вновь направляю пистолет на незнакомца.
Режиссер привстал со своего кресла. Сценарист спешно дописывает эту сцену. Камера следит за моим взглядом, оператор плавно уводит ее в сторону. Режиссер нервно кусает губу. На съемочной площадке тишина.
Я говорю: ладно.
Говорю: хорошо.
Говорю: сейчас.
Кто я? Райан или Артур? Полицейский или уборщик?
Если кто-нибудь догадается – убей его.
Убей его. Убей его. Убей его.
Я нажимаю на курок и выдыхаю.
Это всего лишь фокус, ничего большего.
Маленькая порция волшебства для ничтожного уборщика.
Это всего лишь фокус для людей, которым важно верить в чудеса и магию.
Меня зовут Артур Нёргор.
И я только что выстрелил в лоб фокуснику.

Я знаю, что он знает.
И он знает, что я знаю, что он знает.
И я знаю, что он знает, что я знаю, что он знает.
И дальше до бесконечности.
Он знает, что я вру, но не знает, в какую сторону думать.
Вдруг я убийца, вдруг мои руки по локоть в крови. Вдруг я собственными руками душил невинных людей, а затем стрелял в их еще теплые тела, чтобы смотреть, как постепенно их одежда окрашивается в алый цвет.
Вдруг я маньяк, который застреливал жертв издалека, который целился в артерию, чтобы наблюдать брызги крови.
Вдруг я убийца, сбежавший из тюрьмы. Гадкий и отвратительный человек, у которого вместо сердца под ребрами спрятан гнилой фрукт.
Он знает, что все мои эмоции – ложь и дешевый спектакль. Но он не знает, что именно я скрываю, кто прячется за метровым слоем грима. Что будет, если я сниму все маски.
И это забавно и интересно. Мы считываем информацию по глазам друг друга. И в глазах оппонента мы видим отражение собственной лжи. И даже сейчас, глядя в отражение своей лжи, я продолжаю играть глупый спектакль, я не выхожу из образа, не снимаю маску и не прекращаю представление. Зрители должны быть довольны моей так себе игрой. Потому что я обязан сорвать овации в конце представления, надевая наручники на руки местного маньяка. Иначе никак.